Зоопсихология (психология животных) - отрасль психологии, изучающая психику животных, её проявления, происхождение и развитие в онто- и филогенезе. Важная задача зоопсихологии - изучение биологических предпосылок и предыстории человеческого сознания.

К методам зоопсихологии относят способы изучения поведения животных, включающие {наблюдение} и {эксперимент}. Наблюдения за естественным поведением животных в местах их обитания дополняются изучением их отношения к различным, отчасти специально подбираемым экспериментатором предметам, которые иногда предъявляются подопытному животному и в искусственно создаваемых ситуациях; анализируются формы {манипулирования} этими предметами. В зоопсихологических экспериментах изучается поведение животных в ходе решения различных задач. Основные экспериментальные методы: метод лабиринта (нахождение пути к непосредственно невоспринимаемому целевому объекту — корму, убежищу и т. п.); метод обходного пути (нахождение пути к воспринимаемому целевому объекту в обход одной или нескольких преград); метод одновременного или последовательного выбора (дифференцировочная дрессировка) (выбор объектов — сигналов, рисунков и т. п., — различающихся по одному или нескольким, иногда определенным образом меняющимся признакам); метод открытого поля (предоставление животному возможности свободного выбора пути и местонахождения в пространстве, огороженном стенками и по мере надобности усложняемом структурными компонентами — предметами, убежищами и т. п.); метод проблемной клетки (ящика) (нахождение возможности выхода из клетки или проникновения в нее путем открывания более или менее сложных запирающих приспособлений); метод употребления орудий (решение задач с помощью посторонних предметов, которые должны включаться в экспериментальную ситуацию между животным и целевым объектом — приближение приманок палками или веревками, составление пирамид из ящиков и т. п.). Этими и другими методами изучаются сенсорные и эффекторные способности, ориентировочно-исследовательское поведение, эмоции, память животных, их способность к научению, обобщению и переносу индивидуального опыта, к интеллектуальным действиям и др. Зоопсихологические исследования имеют большое значение и для других психологических наук (особенно общей и детской психологии), для философии (особенно гносеологии), антропологии (предыстория антропогенеза), медицины (моделирование на животных психопатологических состояний человека, психофармакологические эксперименты и т. п.), а также для практики животноводства, борьбы с вредителями сельского хозяйства и опасными для здоровья человека животными (например, крысами), для служебного собаководства, охраны животного мира, акклиматизации и одомашнивания диких животных, зверо- и рыбоводства, зоопаркового дела и др.

Следует отметить, что зоопсихология очень молодая наука. Ее история насчитывает чуть более 200 лет. Значительную часть своей истории она развивалась не как самостоятельная наука, а как частный случай применения того или иного мировоззрения. Поведение животных изучалось и оценивалось философами больше, чем естествоиспытателями. Это привело к тому, что до настоящего времени возникают теологические, метафизические, механистические и антропоморфные подходы к анализу поведения животных.

В самом общем виде все теории поведения животных можно разделить на две большие группы: креационные (теологические) и рациональные (естественнонаучные). Креационными теориями поведения принято считать гипотезы, в которых предусматривается наличие нематериального и внетелесного мыслящего и принимающего решения начала. Внетелесное начало может быть названо "душой", "мыслящей субстанцией" или "божественной программой поведения". Независимо от названия, сущность теорий сводится к признанию наличия у животных внетелесной и детерминированной программы поведения.

Креационные теории подразделяются на три группы и множество вариаций внутри каждой из групп:

Теологические теории

Картезианство

Механистические теории поведения

Метафизические теории поведения

Рациональными теориями обычно называют гипотезы, признающие, что источником поведения животных служит мозг, обладающий набором врожденных инстинктов, которые сочетаются с индивидуальным опытом, приобретаемым в течение жизни, и нестандартными адаптивными реакциями. Последние из перечисленных свойств у человека называются творчеством или импровизацией. Эти гипотезы являются в своей основе материалистическими. Вместо жесткой программы поведения рациональные модели предлагают инстинктивное и адаптивное развитие индивидуальной психики животных с соблюдением наследуемых видоспецифических, но эволюционирующих ограничений.

Рациональные (естественнонаучные) теории поведения можно разделить на несколько основных групп и подгрупп:

Теории с использованием антропоморфного подхода.

Атомистические теории поведения.

Теории тропизмов

Рефлексологические теории поведения

Детерминистические теории

Бихевиоризм

Гештальтпсихология

Теории, построенные на анализе форм поведения

Методологическая теория В. Вагнера

Объективистская теория поведения К. Лоренца

Креационизм (от лат. creator — создатель) — это направление в естественных науках, которое предполагает, что существует форма нематериального мирового сознания, и произошёл акт божественного творения. С этой точки зрения все развитие (или статическое состояние) природы зависит от промысла божьего, а поведение контролируется наличием или отсутствием души. Современные ученые, разделяющие эту точку зрения, занимаются преимущественно поисками внебиблейских доказательств актов божественного творения и зоопсихологией интересуются весьма редко. Однако это было не всегда так. В те времена, когда креационизм не был относительно самостоятельной дисциплиной, а входил в общее Теологическое мировоззрение человечества, анализ поведения животных вызывал большой интерес. Теологическое мировоззрение базируется на общей идеалистической идее, аксиомой которой является мысль о том, что все в природе является результатом сознательного действия "Высшего разума" и совершается по предопределенным планам. Теология — это форма отношения к предметам, существам и событиям, целесообразность которых не обнаруживается посредством наблюдения и опыта, но может быть определена только путем размышления.

Научную формулировку теологической точки зрения на зоопсихологию сделал крупнейший мыслитель и лучший фехтовальщик Европы XVII в. Р. Декарт (Rene Decartes 1596 — 1650). Обычно Р. Декарт подписывался по латыни Renatus Cartesius, что послужило причиной названия его психологического учения Картезианством. Основой его теории является христианское учение о бессмертии души. Эта идея доминировала в его время среди просвещенной части Европы. Р. Декарт допускал существование души вне тела, а мышление относил к свойствам души. Для души, с его точки зрения, характерно наличие особых мыслительных способностей, которые Р. Декарт называл "мыслящей субстанцией". Возможность существования души вне тела он допускал только для людей. У животных душа, по его мнению, радикально отличалась от человеческой и не могла жить вечно. В одном из писем он четко излагает свою основную концепцию поведения животных: "Нет сомнения, что в животных нет никакого настоящего чувства, никакой настоящей страсти, как в нас, они только автоматы, хотя и несравненно совершеннее всякой машины, сделанной человеком".

Р. Декарт считал, что животные являются автоматами без чувств, разума и знания. Наличие у животных качеств, превосходящих человеческие он объяснял "развитием или редукцией определенных органов". Р. Декарт писал: "Также весьма замечательно, что, хотя многие животные больше нас показывают искусства в некоторых своих действиях, но те же самые животные не показывают его вовсе в других действиях; так что все, что они делают лучше нас, не есть доказательство их ума, потому что в таком случае они должны были бы иметь разума больше нас и делали бы все лучше, но скорее у них его вовсе нет; действует же в них природа по устройству их органов: так часы составлены только из колес и пружин, а между тем могут считать минуты и измерять время вернее, нежели мы со всем своим разумом". Следовательно, изучать надо их органы, а не поведение, которое полностью подчинено анатомической структуре организма. Воплями истязаемого животного можно пренебрегать, поскольку это — аналог тикания или боя часов, а не проявление чувств.

Подход Р. Декарта просуществовал довольно долго как картезианство, затем трансформировался в механицизм. Механицизм — это более мягкая форма картезианства, которая допускает приобретение новых качеств при изменении строения животного. "Сумма частей не равна целому" — прогрессивный тезис механицизма, но сводящий поведение животных если не к часовому механизму, то к паровозу. Сущность картезианства от добавления новых формальных свойств не изменилась.

Среди известных зоологов необходимо упомянуть Ж. А. Фабра, который прекрасно описывал поведение беспозвоночных, а его книги популярны до настоящего времени. Будучи внимательным наблюдателем и знатоком поведения насекомых, Ж. А. Фабр был сторонником теологического мировоззрения и считал, что эволюции животных не существует, а все многообразие живой природы было создано в момент божественного творения. Поведение животных, таким образом, становится результатом реализации некой изначальной программы или божественным промыслом. Понять премудрость Творца природы человечеству не дано, а, следовательно, и оценивать поведение животных мы должны с точки зрения "высшего теологического созерцания природы".

Надо отметить, что в середине XIX века зоопсихологические взгляды многих мыслителей не очень отличались от идей Р. Декарта. Так, Л. Агассис в 1869 г. совершенно уверенно писал: "кто хоть на минуту может поверить, что инстинкты животных в какой бы то ни было мере определяются условиями жизни, при виде, например, черепахи? Каждый вид есть воплощенная творческая идея. Натуралисты не более как переводчики мыслей "Высшего разума" на человеческий язык". Этот автор являлся зоопсихологическим интерпретатором популярной идеи Шеллинга, который утверждал, что источник всякого истинного знания надо искать в мышлении, а не в фактах. Истинная теория, по его мнению, может быть построена только внутри своего сознания, как отпечаток мышления абсолютного "Я". Эти идеи регулярно популяризуются и подновляются. Большинство последователей этой точки зрения считает, что чем "свободней и независимей от условностей" их мысль, тем ближе они к абсолютному началу. Исходя из этих теорий, можно было бы ожидать, что жизнь человека вне "условностей" даст отличное понимание проблемы. Однако две девочки, которые с 5 и 3 лет жили среди животных в джунглях Индии, утратили все признаки человеческого поведения. Через 9 лет пребывания в джунглях, они ходили на четырех конечностях, не говорили и имели рассудок 4 летних детей. Восстановить их не удалось даже после 3 лет интенсивных занятий. По-видимому, необратимое стремление вести животный образ жизни и есть реализация отпечатка Шеллинговского мышления абсолютного "Я" в период "свободы и независимости от условностей".

Многие теологические теории представляли бы чисто исторический интерес, если бы не 20% сторонников креационной биологии и не постоянные попытки механистического моделирования поведения животных. Сущность моделирования сводится к созданию математических алгоритмов, которые используются в компьютерах или в механоэлектронных автоматах. Использование принципа обратной связи и пошагового изменения вероятностей реализации нелинейных решений создает иллюзию доступности моделей поведения животных. Однако их сущность остается механистичной, а идеология — теологической. В основе любых компьютерных моделей лежат математические аксиомы, построенные на принципе дискретности и иерархической вычисляемости. Для живых объектов два последних принципа так же лишены смысла, как и теологические конструкции. По сути дела, абстрактные математические аксиомы выполняют роль независимой от тела надстройки Р. Декарта — "мыслящей субстанции". Ее производные, как и математические программы, "дают", по мнениям авторов, наблюдаемое поведение животных. Иначе говоря, замена часового механизма на математическую компьютерную программу или набор генов ничего не меняет в механицизме и может рассматриваться в качестве современного варианта ортодоксального картезианства.

Технократический механицизм современных представлений о принципах работы мозга не исчерпывается одними физическими или компьютерными моделями. Регулярно возникают теоретические построения психологов, которые пытаются непосредственно объединить религиозный догматизм и основы современной психологии. Обычно такие попытки выглядят как рассуждения о сходстве этологических и религиозных аксиом. Наука традиционно придерживается строго объективного, беспристрастного описания функционирования мозга и поведения. Из научных исследований исключены понятия свободы воли, сознательное целеполагание, субъективные ценности, мораль и другие параметры, характерные для религии. Тем не менее, многие зоопсихологи считают, что вытекающие из этого различия между наукой и религиозной теологией не принципиальны. Этот вывод обосновывается тем, что с точки зрения когнитивной парадигмы в психологии изменилась аксиоматика науки, которая сблизилась с религиозной философией. В основе когнитивной парадигмы лежит использование анализа субъективных психологических состояний человека и животных. С этой точки зрения этологические концепции могут быть объединены с религиозным миропониманием на основании интеграции позитивистского мышления и феноменологии. Этот смелый вывод чаще всего делается в связи с тем, что когнитивная парадигма в психологии рассматривается как макро- и микродетерминизм всего поведения (Sperry, 1988). По сути дела, физический детерминизм Р. Декарта тут заменен на лингвистический "когнитивный" детерминизм. Эта замена не меняет смысла теологического подхода, хотя осовременивает его внешний вид.

Метафизическое мировоззрение является "научным" продолжением развития теологических концепций. В новой истории в связи с развитием наук возникла необходимость адаптации теологических теорий к имевшимся научным фактам. В метафизике, как и в креационной биологии, поведение животных берет свое начало от души, которая сохраняется как самостоятельная сущность. Основной доктриной метафизической психологии, как и в ортодоксальной теологической психологии является наличие "мыслящей субстанции". Однако метафизики имели огромное отличие от теологов. Они допускали, что "мыслящая субстанция" может присутствовать не только у человека. Она может быть у животных и даже у неживой природы. Следовательно, метафизический подход стал гигантским шагом в развитии зоопсихологии. Он признавал за животными способность к анализу окружающего мира и адаптивность их поведения. Идея теологов о животных — "сложных автоматах" была заменена на идею о метафизических "сущностях" — нематериальных основах поведения.

Суть метафизического подхода в зоопсихологии определяется методами решения конкретных проблем поведения. Если при решении вопроса о природе поведения животного наш современник заходит в тупик, он пытается изменить условия наблюдений, тип эксперимента, методы анализа или саму экспериментальную модель. В метафизике все происходило иначе. Исследователь, зашедший в тупик, исчерпавший свои возможности или терпение, начинал "умозрительный анализ" поведения животного. Как правило, в XVIII и отчасти в XIX веках реальное в физическом смысле исследование было весьма коротким, а философское "осмысление" и чисто умозрительное конструирование природных явлений — крайне продолжительным. В результате такого "анализа" начальные наблюдения постепенно растворялись в словесных потоках и заменялись на более удобные допущения. Самой большой модой и признаком высокого ума во времена Гете и Л. Окена было исследование природы при помощи умозрения. Используя "чистое мышление", было принято воссоздавать, строить (в уме), а не изучать природные явления. Поскольку это был "высший, рациональный и единственный" путь к пониманию природы, естествоиспытатели частенько выдавали результаты самих практических исследований за "интуитивные выводы чистого размышления". Поэтому натурфилософия давала заметные, хотя и скромные плоды позитивного знания о природе.

Метафизические исследования преимущественно состояли из первоначального мысленного поиска "начал, сущностей и первопричин". Затем исследователь обращает свое внимание на объект исследования — животное или человека. Используя набор "начал и сущностей", которые он только что придумал, метафизик объясняет природное явление или поведенческий акт. Чем универсальнее его аксиомы, тем "достовернее" познана природа и объяснены причины поведения. Метафизики идут от общих начал к реальным событиям, а рациональные исследователи — от конкретных событий к общим закономерностям. Поэтому теологические концепции доминируют в метафизике. Они универсальны и не требуют доказательств.

Примером метафизических зоопсихологических построений XIX века являются работы Геккеля. Будучи сторонником гипотезы Дарвина, он написал работу под названием "Мировые загадки", где излагает свою точку зрения на зоопсихологические проблемы. Считая, что психология животных является продуктом физиологических процессов, он, как ни парадоксально, предлагал исследовать "душу клетки, душу союза клеток, душу тканей, душу растений, душу метазойных, душу губок ....". Кроме этого "душевного" ряда, он подразумевал существование разнообразных душевных форм. Им постулировалась "душа нервная" и "духовный орган позвоночных животных". В качестве философского направления этот подход к исследованию природы принято называть гилозоизмом. Его сторонники отрицают разделение материи на органический и неорганический мир, а физиологическую жизнь не отделяют от психики. Подобные теоретические исследования отодвигали зоопсихологию к временам средневековой схоластики и дискредитировали саму научную дисциплину. Это привело к тому, что вместо собирания новых научных фактов и разработки экспериментальных методов зоопсихологии были проведены многочисленные философско-умозрительные "исследования". В результате, наука о поведении животных и человека превратилась в поле для лингвистических упражнений философов, а ее практическое применение трансформировалось в парапсихологию, гипнотизм, психологический мистицизм и множество религиозно-психологических извращений.

Достаточно упомянуть старания исследователей в поиске "универсальной психической формулы" или высосанную из пальца "материалистическую проблему" соотношения материального и идеального. Если поиск "формулы" являлся очевидной метафизической попыткой переноса закона сохранения вещества и закона сохранения энергии на психологическую почву, то "проблема" соотношения "физического" и "психического" превратила зоопсихологию в руины всего за 30 лет своего существования. Кратко остановимся на вопросах, которыми занимались исследователи этого направления. Во-первых, они решали проблему соотношения психики и ее материального субстрата. Одни считали, что психика и материальное начало являются едиными и взаимодополняющими сторонами общей сущности животного или человека. Другие были твердо убеждены в "параллельности и независимости" развития материальных и психических начал. Среди "параллелистов" доминировали две точки зрения, одна из которых допускала причинное влияние друг на друга психики и материи, а другая отрицала эту возможность. Сторонники "материализма", допустив существование идеальной стороны бытия, быстро перешли от метафизических проблем к чисто теологическим приемам анализа психологических процессов. Они обсуждали существование психических начал как идеального или материального, занимались поисками "психофизиологической энергии", "лучистой психической энергии", N-лучей, "психофизических электронов" и "физической эманации". Если найти перечисленные метафизические сущности не удавалось, то неудачу списывали на несовершенство научных приборов и органов чувств. Бесплодность поисков универсальных "начал, сущностей и первопричин" не останавливает исследователей до настоящего времени.

Одним из последних примеров реставрации метафизических идей является оригинальная теория "хаоса", которая активно внедряется в зоопсихологию. Теорию хаоса в ее психологической интерпретации сформулировал Дюк (Duke, 1994). Считая ход развития психологических исследований, связанных с теорией хаоса, несколько спонтанным, этот автор стремится к более систематическому внедрению теории хаоса в науку о поведении. Заимствуя концепции, выведенные из теории хаоса в физике и математике, Дюк обсуждает семь положений, раскрывающих пути их использования в психологии. Каждое их этих положений имеет целый спектр возможных способов применения и может рассматриваться с разных точек зрения. Например, одно из положений, основанное на принципе подобия самому себе, рассматривается в связи с тенденцией к расширению жизненного пространства и человеческими взаимоотношениями.

С метафизическими представлениями о поведении животных мы сталкиваемся в современной литературе, кинематографе и психологии. Очень часто литераторы или кинематографисты описывают поведение животных от первого лица. Они пытаются показать нам мир с точки зрения лошади, кошки, собаки, голубя или мышки. При чтении такой книги или просмотре фильма возникает острое сопереживание героям. Животные мыслят, чувствуют и любят, почти как мы сами. К сожалению, это не так. Авторы этих произведений демонстрируют классический метафизический подход к анализу поведения животных. Они используют набор "психологических начал", который, по их мысли, должен быть у героев из мира животных. Затем наличие этих начал иллюстрируется сюжетом или "мыслями от первого лица". Воздействие подобных произведений на человечество очень ощутимо, а сами герои фильмов и литературных произведений приобретают символический характер. Учитывая эффект от воздействия метафизических приемов на людей в XX веке, легко понять причины увлечения метафизикой в XVII — XIX веках.

Рационализм в изучении зоопсихологии возник намного раньше теологических и метафизических концепций. Наши далекие предки сначала приручили животных, а затем, спустя несколько тысячелетий, додумались до того, что "каждый вид есть воплощенная творческая идея". Рационализм в зоопсихологии долгое время называли "научным", "естественнонаучным" или "материалистическим" подходом. Сущность рационализма заключается в первичном анализе конкретного поведения животных, построении гипотез и их проверке в опытах или наблюдениях. По мере развития рациональной науки часть гипотез подтверждается, другие сильно трансформируются или отвергаются совсем. В отличие от метафизики или теологии, в рациональной зоопсихологии нет абсолютных и незыблемых "начал" или "сущностей", которые смогли бы объяснить все наблюдаемые формы поведения животных. Рациональная зоопсихология — это комплекс наук, куда входят психология, анатомия, физиология, биохимия, генетика и многие другие естественнонаучные дисциплины. Однако так было далеко не всегда.

Первым зоопсихологом рационального направления был Аристотель. Он сравнивал разнообразных существ, которых ему присылал из своих походов Александр Македонский. Сопоставляя животных с человеком, Аристотель считал, что животные обладают психическими способностями, "следственными и аналогичными" психическим способностям людей. Более того, он был убежден, что различные экземпляры животных из одной группы и одного вида могут быть психологически развиты неодинаково. Аристотель признавал межвидовые психологические различия, а самыми сообразительными из мира животных считал слонов. Признавая за животными способности к обучению, запоминанию чувствованию, Аристотель отделял их психологические свойства от человеческих. Он писал: "Но единственное животное способное размышлять и рассуждать, есть человек. ...он один может рассматривать то, чему научился".

Рациональные взгляды Аристотеля лежат в основе и современной зоопсихологии. Однако они опередили свое время на несколько тысячелетий. Только в середине XVIII века появились исследователи, которые пришли к аналогичным выводам. XVIII век дал целую плеяду замечательных исследователей поведения животных. Благодаря описаниям жизни животных и первым зоопсихологическим обобщениям, сделанным Бюффоном, Реомюром, Галлером, Реймарусом, Кондильяком, Леруа и Ламарком, возникли представления о причинах различий между человеком и животными, понятие инстинкта, и были высказаны первые идеи об эволюции поведения.

В эту группу войдут гипотезы, построенные на принципе единства психики человека и животных. Сторонники такого подхода считают, что сознание и мышление человека может быть перенесено на уровень животного мира без существенных изменений. Все, что свойственно психике человека, может быть найдено у животных. При этом не исключается возможность известной разумности и у низших одноклеточных организмов. Это направление носит название зоопсихологического антропоморфизма или "монизма сверху", от человека к животным.

Формальным началом антропоморфного подхода в зоопсихологии является эволюционная теория, предложенная Ч. Дарвином. Сторонники теории борьбы за существование, занимавшиеся проблемами зоопсихологии, считали, что психику животных можно познать, лишь используя методы познания человеческой психики. В этом особенно преуспел Вундт в известной книге "Душа человека и животных". Смысл многочисленных примеров поведения из зоологического мира, которыми полон этот капитальный труд, состоит в постоянно повторяемой идее сходства психических процессов у человека, пауков, гусениц и других животных. Для большинства сторонников этой теории достаточным доказательством сходства психических способностей является сходство внешнего вида некоторых сооружений человека и построек, подземных ходов, гнезд или плотин животных. Если сторонники антропоморфизма видели плотину бобра, то считали, что он при ее строительстве рассуждал как человек. Бобр учитывал законы гидростатики, сопротивления материалов, метеоусловия и годичные колебания уровня воды. Загадочным способом получив эти знания, бобр реализовывал их в строительстве плотин и хаток при помощи "высокого ума". На этом примере видно, что сторонники антропоморфизма постоянно путались в инстинктах и индивидуальном опыте животных, а бессознательное поведение животных выдавали за рассудочную деятельность. Вместо проведения экспериментов они предпочитали изучать природу путем "созерцания и рассуждения". Сам Ч. Дарвин был ближе к рациональной зоопсихологии, чем его последователи. Изучая органы чувств дождевых червей, он играл им на флейте, ставил на рояль и подносил к ним разогретую кочергу. Эти опыты были в духе передовой экспериментальной зоопсихологии того времени. Их смысл состоял в попытках выявления форм поведения, аналогичных поведению человека. Некоторая наивность подобных опытов компенсировалась смелыми аналогиями между мозгом животных и человека.

Сторонники Дарвина особенно не обременяли себя экспериментами, а предпочитали проводить прямые аналогии с человеком. Примером может служить Уоллес, который доказывал, что строительство птицами гнезд происходит благодаря обучению птенцов родителями и воспитанию в гнезде. Инстинктивное поведение птиц, проверяемое в простых экспериментах, обсуждалось в литературе годами. Более того, считалось, что птицы разных видов при строительстве гнезд "рассуждают" как население диких районов Африки и Южной Америки, которое строит хижины на деревьях или травяные шалашики на земле.

Антропоморфизм проявлялся и в переносе европейских взглядов на брачное поведение в животную среду. Основоположником этих взглядов был Д. Хаксли, который занимался поведением птиц. В 1912 г. Д. Хаксли собрал данные о брачном поведении чомги Podiceps cristatus в Хартфордшире (Англия). Спустя два года он опубликовал свою знаменитую статью, в которой подчеркивал идентичность демонстраций в брачных играх этого вида и равное разделение обязанностей между половыми партнерами при гнездовании. В его интерпретациях содержалась значительная доля антропоморфизма. Ориентируясь на образ жизни и брачное поведение чомги, Д. Хаксли стал проповедовать равенство полов, в достижении которого ученый видел важный шаг в сторону прогресса человечества. Этот пример он использовал, в частности, в своих публичных лекциях по биологии человека в США и в других работах общебиологического и эволюционного характера. Д. Хаксли интересовали другие виды птиц-моногамов с равным распределением обязанностей между самцами и самками, ибо моногамия представлялась ему оптимальной системой отношения полов у человека. В то же время поведение птиц-полигамов он рассматривал как пример "дисгармонии". Этот термин был заимствован Д. Хаксли из работ И. Мечникова по "философии оптимизма". Отношения в парах птиц-моногамов он истолковывал в антропоморфических терминах "верности", "привязанности" и "любви". Неодинаковость эволюционной продвинутости разных морфофункциональных систем жизнеобеспечения послужила Д. Хаксли основой при формулировании различий между "градами" и "кладами". Д. Хаксли не принимал дарвиновскую теорию полового отбора, считая, что конкуренция из-за самки является частным случаем, применимым только к немногочисленным полигамным видам. В противовес теории полового отбора он выдвинул собственную теорию "сопряженного полового отбора", параллельно улучшающего конституцию обоих полов. Так, частное орнитологическое наблюдение в значительной мере определило мировоззрение крупного ученого-эволюциониста и гуманиста. В конечном счете, по мнению Д. Хаксли, моногамия птиц свидетельствует о том, что эти животные стоят на более высоком уровне психической организации, чем млекопитающие.

В середине XX века антропоморфизм получил новое развитие, которое было обусловлено началом обширных исследований морских млекопитающих. Самым ярким представителем этого направления стал Д. Лилли (1961). Он занимался проблемами поведения дельфинов по заказу Военно-морских сил США. Этот исследователь пытался установить контакт с дельфинами для дальнейшего использования их в военных целях. Д. Лилли считал, что дельфины столь же разумны, как и человек, а научить их разговаривать человеческим языком вообще не проблема. По сути дела, он умудрился убедить военных, что дельфины — это второй разумный вид на планете Земля. Д. Лилли писал: "Возможно, что весь накопленный опыт передается у дельфинов примерно так же, как передавались знания у примитивных человеческих племен, — через длинные народные сказания и легенды, передаваемые изустно от одного поколения к другому, которое в свою очередь запоминало их и передавало дальше."

По мнению Д. Лилли для установления языкового контакта с дельфинами была необходима только современная техника и время. Он провел довольно простые, но многочисленные опыты по обучению дельфинов и изучению электрофизиологии их мозга. Имея самые ограниченные представления об анатомии, строении их мозга и особенностях эволюции китообразных, Д. Лилли пытался заставить дельфинов выговаривать английские фразы. Его вера в сходство психологии человека и дельфинов была столь велика, что он писал: "Когда я сказал: «Three hundred and twenty-three feet on the tape», дельфин повторил: «Three hundred and twenty-three». Конечно, воспроизвел он эти слова весьма примитивно, но вполне отчетливо. Кроме того, он чрезвычайно отчетливо воспроизводил наш смех." Надо учитывать, что такой ортодоксальный антропоморфизм явление довольно редкое даже для США.

После описанных попыток обучить дельфинов говорить начался новый этап научного антропоморфизма в исследовании морских млекопитающих. Был предложен язык жестов, который рассматривался как аналог обычного языка. Отдельные жесты интерпретировались как слова, а их комбинации — как предложения. Жесто-знаковая форма общения с дельфинами и морскими львами привела к созданию "лингвистической" гипотезы мышления у животных. Эта модель существует до настоящего времени. Недостатки прямого переноса языкового мышления человека на дельфинов уже неоднократно обсуждались, но дискуссия не завершена до настоящего времени (Schusterman, Gisiner, 1989).

Подобный антропоморфизм в разные времена охватывал все группы животных, включая насекомых, паукообразных, инфузорий. Сторонники очеловечивания природы не остановились на животном мире и распространили свои представления на растения и, в конце концов, на минералы и атомы вещества. По мнению Геккеля и Бозеля, молекулы и атомы могут "ощущать, чувствовать симпатии и антипатии, обладать волей, атомной душой и познавательной способностью". Иначе говоря, крайние проявления антропоморфизма привели зоопсихологию к примитивной метафизике, которая предпочитает иметь дело с "умозрительными исследованиями", а не с фактами.

В настоящее время антропоморфизм остается одной из доминирующих идеологий в зоопсихологии (Staddon, 1989). Это связано с тем, что исследование познавательных способностей животных происходит одновременно с их использованием в качестве экспериментальных моделей для изучения человека. Происходит автоматический перенос психологических принципов "человеческой психологии" на уровень животных. Вместо непосредственного анализа поведения животных происходит использование зоопсихологии как метода познания человека и решения его проблем. Этот "рационалистический антропоморфизм" важен для познания природы человека, но отдаляет нас от понимания принципов поведения животных.

В теоретической зоопсихологии регулярно предпринимаются попытки найти новые способы объяснения поведения животных. В зоопсихологию постепенно проникают и чисто "человеческие" теории поведения. Примером может быть перенос теории привязанности (теории влияния на развитие психологической привязанности матери и ребенка, учителя, воспитателя и т.д.) на этологическую почву. Теория привязанностей является в настоящее время одним из самых популярных направлений как в американской, так и европейской психологии. Она приложима ко многим феноменам детского интеллектуального и личностного развития, что делает ее особенно привлекательной для приматологов. В соответствии с теорией, обычно центральным объектом привязанности является мать, затем — учитель, сверстник, возлюбленный. Если первичный объект привязанности обеспечивает ребенку безопасность, надежность и уверенность в себе, вторичная привязанность образуется легко (Смирнова, 1995). К концу первого года жизни формируется "рабочая модель привязанности", которая включает понятия "я — другой", объект и субъект привязанности, глубинную и семантическую память. Качество привязанности связано со спецификой реакции ребенка на разлуку с матерью. Эксперимент по определению качества привязанности позволил выделить "избегающую", "безопасную" и "амбивалентную" привязанности. Критериями положительного отношения матери к ребенку являются чувствительность, принятие, кооперативность, поддержка. Развитие привязанности включает такие фазы, как нормальный аутизм, симбиоз, автономию, консолидацию индивидуальности. Признаки такого поведения можно обнаружить у высших обезьян, но распространение теории на весь животный мир вызывает вполне понятные сомнения.

В атомистическую группу войдут теории, основанные на принципе идентичности психологии животных и человека. В этом варианте психика человека представляется немного усложненным случаем психики животных. Иначе говоря, человеческая психика опускается до уровня организации психики животных, чем достигается единство и преемственность принципов эволюции поведения. Название этой группы гипотез возникло из основной цели исследований — выявления простых и универсальных поведенческих актов — "атомов" или "кирпичиков" поведения. Сторонники этих гипотез предполагали, что, найдя "атомы поведения", они смогут разнообразным сочетанием этих единиц добиться возможности анализа и прогнозирования как простого поведения инфузорий, так и сложного поведения человека.

Сторонники атомистических гипотез радикально отличались от антропоморфного направления в зоопсихологии. Они предпочитали проводить тонкие лабораторные исследования и достаточно изящные психологические эксперименты, а не заниматься "умственным" поиском психических аналогий между амебами и человеком. Для сторонников атомистического направления было характерно объединение экспериментальных данных физиологических исследований с психологическими наблюдениями за животными. Одним из важнейших достижений этого направления стало анатомо-физиологическое доказательство связи между психикой и нервной системой. Были установлены основные принципы организации нервной системы животных различных систематических групп. Атомисты выяснили, что за психические свойства животных и человека ответственна нервная система, которая обладает электрохимической активностью. Достижения морфологов, гистологов, физиологов и химиков этого периода развития психологии трудно переоценить. Ими были созданы основные направления в экспериментальной зоопсихологии и физиологии нервной системы, которые существуют до настоящего времени.

Этот подход к решению зоопсихологических проблем сформировался в начале XX века. Основателем этого направления считается Дж. Уотсон. В 1913 году он опубликовал работу под названием "Психология, каковой ее видит бихевиорист". Эта публикация считается началом эпохи бихевиоризма. Ранние работы бихевиористов отличались ясным, но крайне ортодоксальным видением развития психологии. Они считали, что основой психологии являются объективно наблюдаемые реакции, отдельные рефлексы, конкретные внешние или внутренние раздражители. Они считали, что психология должна быть точной наукой, и использовали для этого простую аксиому «стимул-реакция». Все, что лежало вне этой аксиомы, или не могло быть выведено из нее, считалось не совсем научным. Более того, все, что не наблюдалось, но могло происходить в мозге, не рассматривалось и не учитывалось. Бихевиористы ввели в практику зоопсихологических исследований конкретные и воспроизводимые опыты на лабораторных животных. Успехи этого подхода привели к возникновению монистических представлений. Монизм "снизу", по сути дела, сводил сложное поведение животных и человека на уровень формальной совокупности рефлексов и навыков, которые были получены в результате множественных "проб и ошибок". Психику бихевиористы считали идентичной сознанию, что делало возможным объяснение любых сложных форм поведения при помощи простых физиологических реакций. Они отрицали сознание как психологическое явление и предполагали возможность объяснения естественных форм поведения человека и животных на основании данных лабораторных экспериментов. Привлекательность этого подхода состоит в проверяемости опытов и возможности использования различных лабиринтов, "свободного поля" (наблюдения за поведением животных на открытой площадке) и экспериментов с "правом выбора" готовых решений. Большая заслуга раннего бихевиоризма состоит в определении предмета исследования психологии — поведения. Поведение при этом понимается как совокупность всех реакций организма, обусловленных взаимодействием с внешней средой.

Бихевиоризм является не только историческим этапом развития зоопсихологии. До настоящего времени встречаются как трансформированные, так и ортодоксальные формы бихевиоризма. Наиболее популярны идеи Б. Скиннера (1904 — 1990), который ввел понятие "оперантного бихевиоризма". Его суть состоит в "осовременивании" ранних идей И. П. Павлова, которые сводятся к доминированию условного рефлекса — основы всех форм поведения. Называя условный рефлекс оперантной реакцией, Скиннер считал, что сознание у животных и людей отсутствует, а все поведение сводится к комбинации оперантных реакций. Достигнув высокого совершенства в экспериментах по выработке условных рефлексов на безусловные раздражители он считал, что, используя различные схемы подкреплений, можно добиться любой эффективности обучения не только животных, но и людей. Идеи создания "людей нового типа" так захватили этого исследователя, что он потратил значительную часть своей жизни на разработку "теории оперантных реакций", которая легла в основу концепции программированного обучения. Этот метод используется в образовании по настоящее время, но он не позволяет решить проблему с "созданием гениальных людей". Оперантный бихевиоризм отрицал сознание, высшие психические функции и другие проявления нерефлекторных форм поведения.

Бихевиоризм, отрицающий сознание у человека и его признаки у животных, очень быстро столкнулся с проблемами объяснения сложных экспериментов. Большинству экспериментаторов стало ясно, что сложное поведение невозможно объяснить, сводя его к простой совокупности рефлексов. Был необходим более целостный подход. Этот подход реализовался в гештальтпсихологии (от нем. Gestalt — структура, целостный образ, форма). Центральным тезисом гештальтпсихологии является принцип целостности при анализе сложных психических явлений. Гештальтпсихология сформировалась на основе изучения механизмов восприятия зрительных образов, которые были перенесены на весь феномен мышления. По мнению ее сторонников, в мозге при контакте с внешним миром возникает некая структура "видения" или "мышления", которая называется "гештальтом". Затем, при сравнении различных "гештальтов" со структурой проблемной ситуации, может возникнуть совпадение между "образом" (гештальтом) и решением реальной задачи. Это совпадение в гештальтпсихологии называют озарением или инсайтом. Инсайт, по мнению гештальтпсихологов, и является механизмом решения конкретной задачи (Келер, 1930).

Одним из основоположников этого направления был В. Келер (1887), который показал, что целостное поведение необходимо рассматривать как особое качество, не сводимое к образующим его частям — рефлексам и простым реакциям. Для человека Гештальтпсихология связана с началом исследований организации сознания, а не формальным объединением ассоциаций и ощущений, как у бихевиористов.

Для животных гештальтпсихология сыграла большую роль в анализе индивидуального развития поведения и становления нервных функций (Когхил, 1934). Этот автор занимался сопоставлением эмбрионального анатомического развития мозга и становления первых рефлексов, ощущений, восприятия и мышления. Будучи последовательным сторонником гештальтпсихологии, он считал, "что процессы образования условных связей запечатлеваются в анатомической подкладке в том смысле, что нервные механизмы приобретают функциональную специфичность по отношению к опыту. Они представляют такие факторы поведения, как установки, могущие найти себе осуществление только в более или менее отдаленном будущем...". Предполагая формирование "гештальтов" поведения на основе морфо-функциональной дифференцировки головного мозга, Д. Э. Когхил сформулировал гипотезу возникновения творческой компоненты мышления. Он писал: "Оно (предопределение поведения) может возникнуть внутри все более разрастающегося механизма условных связей посредством такого же процесса индивидуации, как те, какими рефлексы конечностей возникли внутри распространяющегося типа целостного поведения. В последнем случае механизм находится в процессе создания определенного конечного результата, который осуществится после долгого времени. Также и в механизме условных связей можно представить себе, что подобные творческие действия роста могут являться процессами, которые осуществятся в далеком будущем. На этом основании можно считать рост творческой функцией нервной системы не только в отношении формы типа поведения, но и для управления поведением. По этой гипотезе творческая компонента мышления — это рост." Д. Э. Когхил видел некоторую ортодоксальность своей точки зрения, но критиковал за сходный детерминизм бихевиористов. "Если допустить таким образом, что рост является одним из средств, при помощи которых нервная система выполняет свои функции в поведении, то придется признать в противоположность верованию некоторых бихевиористов, что человек — нечто большее, чем сумма его рефлексов, инстинктов и всякого рода непосредственных реакций. Все это в нем имеется, плюс еще творческие возможности для будущего." Эта критика показывает значительную прогрессивность гештальтпсихологии по сравнению с бихевиоризмом. Тем не менее, сама гештальтпсихология имела весьма туманные представления о взаимодействии организма со средой обитания — основой становления сложного поведения. Д. Э. Когхил писал по этому поводу: "Нормальный опыт животного, связанный с внешним миром, не имеет никакого особого отношения к определению той формы, в которую выльется поведение". Большинство выводов этого автора очень дискуссионны, но идея о том, что нервная система животных первоначально развивается как целостная функциональная структура, а только затем дифференцируется по сенсорным и ассоциативным системам, была реализована в качестве одной из аксиом детской психологии человека.

Для животных, анализ таких "гештальт-понятий", как ассоциации и ощущения крайне затруднен. Поэтому часто использовались опыты с "правом выбора", которые позволяли выявлять гештальты — психические образы, отрицавшиеся бихевиористами. Наиболее известны опыты с курами, обученными клевать зерно на серых квадратах, которые предъявлялись одновременно с черными. Когда им предлагали клевать зерно с серых, привычных, и более светлых квадратов, то они предпочитали последние. Следовательно, у кур возник гештальт, психический образ светлого и темного квадрата. Причем преимущество имел более светлый квадрат. Именно он ассоциировался с пищей. Поэтому птицам был безразличен конкретный цвет квадратов, к которым был выработан рефлекс. Они использовали при выборе достаточно абстрактный образ и выбирали не конкретный цвет, а просто более светлый квадрат. Таким образом, сознание животных и человека представлялось гештальтпсихологами как целостное явление, которое было предопределено набором "гештальтов" различной сложности.

Детерминизм атомистических, бихевиористических и гештальтпсихологических моделей предполагает наличие не "мыслящей субстанции", а некой самодостаточной сверхпрограммы или набора условных ограничений, которые реализуются через "атомы поведения" у бихевиористов, неизученные "молекулы контроля поведения", "гены-регуля-торы" у молекулярных генетиков или "теории функциональных систем" у ортодоксальных физиологов. В этих подходах метафизический принцип детерминизма скрыт за самыми современными методами исследований, которыми пользовались или пользуются создатели подобных моделей поведения. На самом деле не имеет значения, в каком виде хранится программа поведения. Это могут быть наборы последовательно включающихся генов в ядре нейрона, "гештальты" или душа, витающая во вселенском эфире. Любая жесткая программа сомнительна, поскольку нацелена на выполнение конкретных поведенческих реакций, а не на познание или адаптацию к реальному миру. Эти гипотезы неплохо объясняют уже состоявшиеся частные события, но понять или предсказать что-либо в поведении животных с их помощью практически невозможно.

Теории зоопсихологии, основанные на анализе различных форм поведения, представляют собой наиболее общие концепции, в которых сделаны попытки рационального объяснения психологии животных. Собственно, таких теорий две. Первую предложил В. Вагнер в 1914 году, а вторую — К. Лоренц и Н. Тинберген в 30 — 50-х годах XX века. Обе теории весьма отличаются друг от друга, но сходны по одному фундаментальному признаку — организменному подходу. Его суть заключается в том, что животное рассматривают как целостный организм. Авторы не изучают рефлексы, тропизмы или работу отдельных органов. Они рассматривают поведенческий акт как генерализованную реакцию животного на раздражение всего организма. Этот взгляд на поведение является основой современной зоопсихологии и не вызывает сомнения.

В современной зоопсихологии существует множество теорий, гипотез, моделей и просто мнений, которые носят философский или лингвистический характер. Практически применить их, хотя бы фрагментарно, почти невозможно, зато они могут успешно объяснить уже состоявшееся событие любой сложности. Поэтому рассмотрение некоторых современных моделей поведения представляет известный воспитательный интерес, поскольку начинающие этологи склонны к аналогичным обобщениям.

Современные зоопсихологи едины во взглядах на классическую этологию, как на науку о поведении животных. Большая часть как теоретиков, так и практиков этологии считает, что существует четыре основных вопроса, на которые следует искать ответ при изучении конкретной формы поведения. Во-первых, необходимо выяснить как реализуется поведение особи. Во-вторых, следует установить последовательность развития и становления этой формы поведения в онтогенезе. В-третьих, требуется определить основные пути эволюции наблюдаемого поведения. В-четвертых, надо исследовать значение этой формы поведения для выживания особи. Этот набор вопросов не вызывает сомнений, но способы их разрешения вызывают оживленные дискуссии.

Сам взгляд на этологию различается в среде естествоиспытателей. По мнению одних исследователей, собственно этологией следует называть наблюдение за поведением животных в дикой природе. Некоторые либеральные ученые, принадлежащие к этому направлению, допускают существование антропогенной этологии. Под этим названием подразумевается наблюдение за животными в местах жизни или деятельности человека.

С другой точки зрения, к этологии следует отнести и экспериментальную зоопсихологию, что совершенно отрицается сторонниками классического "созерцательного" направления. Экспериментальная зоопсихология включает в себя лабораторные исследования, моделирование нестандартных поведенческих ситуаций, контроль за ними и глубокий статистический анализ полученных результатов.

Существует и третья точка зрения, которая рассматривает зоопсихологию как интегративное слияние нескольких наук. В этом случае она включает в себя наблюдение за животными в природе, поведенческие эксперименты и морфо-функциональные исследования мозга. Силовое разделение этих направлений на этологию, экспериментальную психологию и физиологию довольно искусственно. Если мы отбросим хотя бы одну из составляющих, то не сможем заменить ее никакими аксиомами или лингвистическими конструкциями. Поведение можно изучить только тогда, когда поступок животного через причины и механизмы прослежен вплоть до своих физических первоисточников в головном мозге. Если этого не делать, то этология навсегда останется набором случайных фактов и умозрительных фантазий.

К сожалению, этология пока далека от миропонимания физики, продуманности математики или организованности систематики. Этологии уготован расцвет в XXI веке, когда самих объектов науки останется намного меньше, чем в XIX столетии — времени ее зарождения. В этологии сейчас существует огромное количество теорий и гипотез, которые могут возбуждать интерес. Перечислить их все невозможно, но с некоторыми имеет смысл познакомиться, как с примерами попыток осмысления поведения животных.

Материал подготовлен при помощи  единственного русскоязычного сайта по этологии {http://www.ethology.ru}